Сергей Лобанов - Не родная кровь [СИ]
«На драку мужики настраиваются, — подумал Никитин. — Нам бы тоже не мешало помолиться, попросить об отпущении грехов…»
Иван сдержал тяжкий вздох, в который уже раз проверил содержимое магазина, хоть и знал наверняка — полон. И в разгрузке есть три штуки. Хватит минут на пятнадцать боя, если не палить со всей дури. А потом… Да что гадать? Потом будет потом. Может, успеет забить рожки новыми патронами, может нет…
Вдруг грохнули первые взрывы начавшейся артподготовки. Так бывало почти перед каждой атакой федеров. Земля качнулась будто живая, развалины содрогнулись, откуда-то сверху посыпалась пыль.
— В подвал все! — громко скомандовал взводный.
Его голос совсем потонул в грохоте.
Но солдаты уже и сами поспешили вниз.
Подвал был обычным, особо рассчитывать на него не приходилось, но всё лучше, чем совсем ничего. Всякий раз при таких обстрелах Никитин думал только об одном: если случится прямое попадание, накроет всех, этот подвал станет братской могилой. Наверное, и остальные думали о том же — выражения лиц тревожные, глаза даже в темноте поблескивали от страха, дыхание учащённое…
Грохотало и качало землю ещё минут пять. Тишина наступила как всегда неожиданно. Бойцы оставались на месте, гадая — всё или нет. Вроде бы всё…
— По местам! — подал команду Михалыч.
Все потянулись наверх, разбегаясь по обширному помещению первого этажа, наполненному пылью и дымом, насыщенному особым резким запахом, остающимся после взрыва, отчего слезились глаза и щипало в носу. Некоторые чихали, ругаясь лениво.
Иван, смаргивая слёзы, прильнул к своему оконному проёму, аккуратно высовываясь, осматривая разрушенную обстрелами улицу, где тоже всё заволокло пылью и дымом. Но вот, там и тут из пыльно-дымовой завесы начали появляться фигурки солдат. Они короткими перебежками, пригибаясь, быстро перемещались от укрытия к укрытию. Их становилось всё больше. Те самые кубанцы, что молились перед боем.
— Идут! — крикнул кто-то.
Но все уже и сами увидели.
— К бою! — приказал громко взводный.
«Ну, идите сюда, касатики, идите», — подумал Иван, чувствуя как заколотилось сердце.
Учащённое сердцебиение давно стало привычным и не мешало стрелять. Страх всегда холодом обволакивал сознание, и только силой духа удавалось подавлять панику, пусть не совсем, но этого хватало, чтобы не побежать прочь, сломя голову.
— Огонь!!! — крикнул Михалыч.
Тут же со всех сторон затрещали короткие автоматные выстрелы. И чуть длиннее и басистее — пулемётные.
Никитин бил короткими, быстро перемещая автомат от цели к цели. Где-то попадал, определяя это по пыли, выбиваемой пулями из одежды врагов. Где-то мазал. Но фигурки всё равно падали, спасаясь от прицельного огня. Потом поднимались и бросались вперёд.
В ответ федералы вели интенсивную стрельбу. Пули глухо и страшно стукали в стены, залетали в оконные проёмы, яростно вгрызаясь в дальнюю стену, выбивая из кирпичной кладки к расноватую пыль, тут же растворявшуюся в старой пылевой взвеси.
Вдруг в какой-то момент кубанцы перестали стрелять, но продолжали быстрыми перебежками перемещаться вперёд.
Бойцы взвода не сразу осознали, что огонь федеров прекратился. Они ещё вели пальбу по казакам, а потом автоматы и пулемёты тоже замолчали. Повисла тишина, лишь издалека доносились отзвуки стрельбы и грохот взрывов большого боя за город, ставшие настолько привычными, что их почти не воспринимали.
Молчаливое наступление продолжалось. Молчали и оппозиционеры, наблюдая за приближающимся противником.
Вдруг кто-то удивлённо-озлобленно бросил в тишину:
— Да они врукопашную хотят!
«Получат, раз хотят», — стиснув зубы, подумал Иван.
— Пошли, мужики! — по-простому, будто звал на мирную работу, произнёс Михалыч.
Все зашевелились, поднимаясь, всматриваясь напряжённо, выискивая «своего» врага.
Послышалось разноголосое яростное: «А-а-а!!!», «Бей!!!», «Ы-ы-ы!!!», «Ну!!! Идите сюда, мать вашу!!!», и матерщина…
Солдаты полезли из укрытий.
От казаков тоже донеслись вопли и маты…
Иван выпрыгнул из окна, крепко сжимая автомат с примкнутым штык-ножом. В этот момент, как случалось и прежде, все звуки перестали существовать, будто невидимая прозрачная стена отсекла их. Видел только противников, встретился глазами с одним, уже понимая — он! И побежал к нему. Вдруг невидимая плёнка лопнула, разом наполнив мир яростными воплями…
Мужик попался крепкий, но тяжелее, старше и неповоротливее.
Сшиблись автоматами мощно. Клацнула сталь.
Никитин понимал: силой противника не одолеть, поэтому ловко вывернулся с линии атаки, прыгнул в сторону и саданул автоматом со штык-ножом казаку в правый бок. Мужик громко и болезненно вскрикнул и рухнул ничком, ударившись лицом о битые кирпичи.
А Иван уже схлестнулся со следующим.
Тот перепрыгнул через убитого им опозера и сам со звериным рыком наскочил на Никитина. Бородатое лицо казака было страшным. Нечеловеческий оскал, яростно выпученные глаза, набухшие на шее вены, видные даже через густую чёрную щетину…
В этот раз оба ушли от прямого вторичного столкновения и тут же потеряли друг друга в общей свалке.
На Ивана наскочил парнишка лет двадцати, ловкий и юркий, стервец. Тоже понимал, что силой взрослого мужика не возьмёт, вот и крутился как юла, бессвязно выкрикивая что-то отчаянно-озлобленное, делая выпад за выпадом, стараясь достать то штык-ножом, то прикладом.
Никитин, отбивая его удары, всё же изловчился, сбил пацана с ног и занёс над ним свой автомат. Мальчишка закричал дико и с невероятной силой схватился обеими руками за ствол чужого о ружия, не пуская смертельный удар. Он лежал на спине у ног Ивана, изо всей силы напрягшись, сдерживая давление. Ему очень жгло руки от горячего после стрельбы ствола… Парень терпел… Примкнутый штык-нож опускался всё ниже… Руки мальчишки дрожали от усталости, но хватки он не ослабевал…
Иван увидел его серые глаза, наполненные безумным страхом, искажённое в отчаянной гримасе лицо с редкой щетиной ещё не устоявшейся бородки и усиков.
— Дядя… не надо… — просипел парнишка через стиснутые зубы.
Никитин вдруг подумал о своём приёмном сыне и ослабил давление, с силой вырвав автомат из дрожащих от усталости чужих рук. Молодой казак обречённо ждал последнего удара. Но Иван перепрыгнул через него и побежал дальше.
Вдруг в его голове будто взорвалась бомба и сразу сознание окунулось в непроницаемую черноту…
Иван уже не видел, что рукопашная закончилась победой кубанцев. Они перебили вс ех, но и сами понесли немалые потери, а потом принялись добивать раненых.
Никитин так и не узнал, что его спас тот самый мальчишка. Неплохим он парнем оказался, отплатил тем же незнакомцу. Врагу.
Ивана хотели добить, как и остальных, но парень встал над ним и сказал твёрдо:
— Этого не убивать. Он меня не тронул, хотя мог заколоть.
К нему подошёл отец — крепкий мужчина решительного вида.
— Ты хорошо подумал? — спросил он, пристально глядя на сына беспощадными серыми глазами.
— Я обязан ему жизнью.
— И что теперь с ним делать?
— Ты же наш командир, тебе решать.
— Ну, ты молодец! — усмехнулся мужчина. — Лихо проблему переложил на отцовские плечи. Не учил я тебя такому, — добавил он серьёзно.
— Помоги ему, папа, — тихо попросил парень. — Моя жизнь полностью в его руках была. Если б не пожалел меня, не разговаривать нам сейчас. Я ему обязан. Но ты наш командир. И только ты можешь решить. Его по голове кто-то приложил крепко. Очнётся, может, и не вспомнит ничего. Давай, в госпиталь его отправим, а там уже на всё воля Божья.
— Нельзя быть таким на войне. Выпороть бы тебя как сидорову козу, чтоб дурь выбить, пока она беды с тобой не сотворила.
— Папа, помоги ему. Пожалуйста.
— Ладно, хватай его за ноги… Что с руками? Обжёг?
— Да, за ствол горячий схватился и держал долго.
Мужчина вздохнул и спросил, поведя головой в сторону лежащего ничком Никитина:
— У этого автомат был?
— Да. Он потом вырвал его, а добивать не стал…
Глаза парнишки светились страхом и вместе с этим во взгляде сквозил скрываемый стыд.
— Ладно, обошлось и слава Богу! В следующий раз решительнее буд ь, я не смогу за тобой постоянно смотреть. Что я матери-то скажу, если, не дай Бог, что случится? Как нам жить потом? И зачем ты только напросился со мной! Какой с тебя мужчина? Пацан ещё совсем!
— Не пацан я! Взрослый уже! — буркнул парень, искоса обидчиво глянув на отца.
— Ладно. Ленту белую с руки у него сорви и выбрось… Документы есть какие? Тоже выбрось. Вот так. Теперь его от нашей пехоты не отличить. Форма-то одна! Что за идиотская война! Свои своих стреляют и режут почём зря! Давай, оттащим его к батюшке. Расскажем всё как есть. Простит, думаю, нас за дела такие. Потом в госпиталь отправим. Башку-то ему крепко разбили, вряд ли быстро очухается. А то, глядишь, совсем дураком станет или инвалидом. Ладно, потащили…
